Представлена типологическая характеристика крестьянского протестного движения в России в условиях политики военного коммунизма и ее последствий. Показано, что общность условий создавала характерную тождественность протеста со стороны одного и того же субъекта в лице крестьянского населения.
Раскрывается закономерность противостояния общинного крестьянства и центральной власти в процессе модернизации российского общества в первые десятилетия ХХ в. Высказывается убеждение в закономерности прихода к власти большевиков и перехода коммунистического руководства страны к политике коллективизации. Показаны стратегии крестьянского приспособления к этой политике. Отмечено, сколь многое сохранялось в этой области политической организации российского общества на последующих этапах его эволюции.
Целая плеяда великих мыслителей конца X IX — начала XX вв. обрисовала формировавшееся тогда гражданское общество капиталистических стран как состояние скрытой, а подчас и открытой гражданской войны. Периоды крайнего обострения классовой борьбы в XX в. не случайно предшествовали, а затем и завершали, т. е. «обрамляли» две гигантских мировых войны 1914— 1918 и 1939—1945 гг. На этом фоне можно оценить характер гражданского общества в конце XX в.: состояние острейшей борьбы классов сменилось устойчивым конкурентным сотрудничеством различных социальных и общественно-политических сил в рамках законных процедур и институтов. В странах, где получила простор научно-техническая революция, «мавр сделал свое дело...». Как же сегодня функционирует гражданское общество Запада, преодолевшее свой тяжелый общий кризис?
Кажется, гражданское общество вдруг осознало свое единство и обрело свой голос. Но подобные процессы не происходят одномоментно. Гражданские чувства невозможно заимствовать, их нельзя имитировать за деньги или проявлять по приказу «сверху». Единственная возможность обретения чувства гражданственности — это многолетнее культивирование его в своей внутренней культуре. Ретроспектива зарождения гражданского самосознания в культуре России сложна, прерывиста, но многообразна и интересна. Она наполнена не только разочарованиями, но и блистательными примерами, способными и сегодня вселить уверенность в победе свободы и ответственности над унижением и апатией.
Начиная с конца XVIII в. и в особенности в течение XIX в. внимание русских и зарубежных социологов сосредоточилось на историческом характере общественных явлений и постепенно сложилось общее представление, по которому общественная жизнь, по существу есть исторический процесс перехода от одних форм жизни к другим, некоторая эволюция или непрерывное движение человечества в определенном направлении, а именно движение к счастью людей.
Тоталитарное государство устойчиво до тех пор, пока ему удается существенно ограничивать права и свободы граждан, не допускать формирования гражданского общества. Хотя Советский Союз и подписал Всеобщую декларацию прав человека, но в своей внутренней политике ею не руководствовался. Уже в Конституции – основном законе страны – содержались положения, не согласующиеся с духом Декларации. Так, например, разрешая свободно вести атеистическую пропаганду, Конституция не предоставляла права на ведение пропаганды религии. Свобода слова, печати, собраний и митингов допускалась лишь «...в целях укрепления и развития социалистического строя». При этом в Конституции прямо не говорилось, кто определяет, что соответствует, а что не соответствует декларируемым целям. На практике это делали партийные органы и КГБ. Тем не менее, коммунистическая пропаганда не без успеха создавала миф о том, что советская Конституция – самая демократическая в мире. Этот миф оказался устойчивым, и его разделяла часть либеральной интеллигенции даже в годы Перестройки. Разделяли его и многие западные интеллектуалы.
Эпоха Великих реформ Александра II принесла с собой создание земств в 1864 году. На них государственной властью была возложена задача заниматься самоуправлением на ниве хозяйственной жизни в границах губернии. Создавая земства, правительство планировало в том числе отвлечь активных граждан от политических вопросов, предлагая им практическую работу, имеющую больше степеней свободы, чем, например, государственная служба. Но самоуправление означало административную децентрализацию. Это вело к ослаблению авторитаризма и содержало в себе зародыш конституции.
Статья посвящена истории взаимодействия российской власти и крестьянства в период индустриальной модернизации России (вторая половина XIX — первая треть ХХ вв.). В центре внимания аграрная политика царского самодержавия и советской власти в рассматриваемый период и реакция на нее крестьянства. В статье доказывается тезис о крестьянстве как самостоятельной силе российской революции и последующих событий. На основе приведенных фактов и аргументов автором делается вывод об отрицательном опыте взаимодействия российской власти и крестьянства в рассматриваемый период.
В связи с изменениями в российском обществе в конце ХХ — начале ХХI вв. встал ряд исследовательских проблем, в частности, анализ трансформирующихся социальных структур, социальных институтов (видоизменение оставшихся от предыдущей общественной системы и возникновение новых). Так, в связи с данными процессами в стране, возрос интерес к изучению властных групп в целом, в частности становлению новых элит и их институционализации, одним из механизмов которых является клубы элит. Клубы элит конца ХХ — начала XXI века с одной стороны, являются неотъемлемой частью современного общества и отражают процессы, идущие в нем. С другой стороны, они вписаны в общую картину развития общества. Изучение феномена клуба невозможно без обращения к опыту прошлого.
Анализируются механизмы взаимоотношения советской власти и крестьянства в период создания сельскохозяйственных коммун, а также причины неудачи социального эксперимента.
Июльская 1989 г. забастовка шахтёров Кузбасса стала следствием системного кризиса социализма. В истории рабочего движения Кузбасса выделяются три периода: 1) 1989 – 1993 гг. – организованный, демократический; 2) с осени 1993 г. – кризис движения, активизация общественных сил антидемократической ориентации, отдельные вспышки борьбы за выплату зарплаты («рельсовые войны» 1996-97 гг.); 3) 1998-2000-е гг. – полное отсутствие активности рабочих в борьбе за свои права. Революционный прорыв “снизу” к открытому гражданскому обществу был подавлен. Это стало результатом, в основном, пассивности интеллигенции, отсутствия в обществе попыток покаяния за тоталитаризм. Шахтёры “поднявшиеся с колен” в 1989 – 1991 гг., усилиями тех, кто боролся с рабочими комитетами, кто пассивно наблюдал за этой борьбой, вновь оказались на коленях перед работодателем.
Сравнительно недавно – на заре прошлого столетия – тот факт, что Россия является страной крестьянской и что именно судьба крестьянства является определяющим фактором в формировании дальнейшего будущего всей России, практически ни у кого не вызывал сомнений. Но сегодня этот и стратегически, и тактически бесспорный некогда посыл уже далеко не столь очевиден. XX в. – вообще оказавшийся особо трагичным в кризисном ритме человечества – бесчеловечным катком истории с исключительной жестокостью и цинизмом индустриальной цивилизации прошелся сразу по нескольким поколениям русских крестьян подряд, поставив под вопрос само их реальное наличие в современном обществе. Однако то, что попавшее под «колеса прогресса» российское крестьянство в значительной мере осталось в прошлом, вовсе не означает, что феномен «крестьянственности» уже не актуален для понимания настоящего и будущего России.
В связи с очевидными рецидивами (или даже перманентностью) «переходных периодов» истории России попытки извлечь и освоить исторические уроки кризисных времен «хаоса» и «смуты» остаются «непреходяще» актуальными и востребованными со стороны самых разных политических сил внутри и вне российского общества. Незавершенность и неразгаданность «русской смуты» выглядит своеобразной осью «вечного маятника» отечественной истории, в которой сменяют друг друга паллиативы непродуманных реформ и непоследовательных «контрреформ», авральных строек и катастрофических «перестроек», оплаченных непомерной ценой революций и их отнюдь не дешевого «изживания».
Сборник включает научные статьи участников организованного общенациональным научно-политическим журналом «Власть» Международного круглого стола «Народ и власть в российской смуте», состоявшегося в Институте социологии РАН 23 октября 2009 г. Этот круглый стол (в работе которого приняли участие более 30 ученых, представляющих научные организации и вузы России и Беларуси) был посвящен междисциплинарному научному анализу различных аспектов взаимодействия власти и народа как двух главных агентов исторического развития России в ситуациях глобальных социальных катаклизмов, революций и смут как периодически повторяющихся системных кризисов российского государства и общества. В центре внимания участников дискуссии оказались общие и особенные черты трех «Великих смут» отечественной истории: начала XVII, начала XX и рубежа XX—XXI веков.
Сборник является первым выпуском серии постоянно действующего научного проекта «Народ и власть: История России и ее фальсификации». Для ученых, преподавателей, студентов, политиков и всех интересующихся историей смут и революций и проблемами взаимодействия власти и общества в России.
В процессе ускоренной модернизации второй половины XIX – начале ХХ вв. в России формировались предпосылки гражданского общества. Этому способствовали: коммерциализация экономики, секуляризация и индивидуализация сознания образованной части общества, рационализация и легализация социальных и политических отношений, постепенная централизация и интеграция политической, экономической и культурной сфер общества. К началу ХХ в. в России было уже достаточно много элементов гражданского общества – добровольные общественные организации, критически мыслящая общественность, общественное мнение, с которым считалась государственная власть, свободная пресса и деятельность политических партий (после 1905 года). В принципе сформировался механизм, обеспечивающий передачу общественных требований властным структурам.
В статье рассмотрена деятельность обществ социальной защиты (благотворительных обществ и обществ взаимопомощи) в решении социальных проблем населения, охарактеризованы взаимоотношения обществ социальной защиты с правительственной властью России в конце XIX–начале XX в. Автором использованы материалы источников личного происхождения (мемуары, дневники) и архивов.
С привлечением ранее не введенных в научный оборот документов анализируется аграрная политика государства во второй половине ХХ в. В ее основе лежали административно-командные методы руководства сельским хозяйством, элементы продразверстки, которые, в частности, применялись при выполнении планов государственных закупок сельхозпродукции.
Совсем недавно серия публикаций, посвященных стимулированию труда рабочих на промышленных предприятиях России во второй половине XIX – начале ХХ вв., продолжилась выходом в свет книги, в которой эти проблемы рассматриваются на примере крупнейших текстильных фабрик – Товарищества мануфактур Н.Н.Коншина и Товарищества Ярославской Большой мануфактуры (Бородкин Л.И., Валетов Т.Я., Смирнова Ю.Б., Шильникова И.В. «Не рублем единым»: Трудовые стимулы рабочих текстильщиков дореволюционной России. М.: РОССПЭН, 2010). Весь набор стимулов, использовавшихся предпринимателями и фабричной администрацией, представлен в рамках трех категорий: вознаграждение, принуждение и побуждение. В одном из разделов книги рассматриваются взгляды рабочих и предпринимателей на систему стимулирования. При этом выступления рабочих (стачки, волнения, подача прошений, требований) выявляют сильные и слабые стороны этой системы на отдельных крупных предприятиях. Представляет интерес более подробное изучение трудовых конфликтов на предприятиях России в конце XIX – начале ХХ вв. как индикатора эффективности стимулирующих мер, применявшихся предпринимателями и фабричной администрацией.
.jpg)
